1 1
skynet_st

ИЗБА ЧИТАЛЬНЯ... для тех кто читает и пишет

Рекомендуемые сообщения

Папа купил и поставил электрический звонок, сказал, что в дверь стучат только жлобы, а культурные люди звонят. Звонок был школьный — слишком громкий. Когда я в первый раз попробовал, как работает черная кнопка над дверью, домработница Реня испугалась и спросила
— Што гэта?
Я объяснил.
Она сказала:
— Беражытеся таго, хто будзе званить у гэтый званок.
С обыском пришли рано утром, все еще спали. Они стали стучать в дверь и заглядывать в окна детской комнаты. Я увидел милиционера с расплющенным стеклом носом. Милиционер сказал: «Мальчик, разбуди родителей» Другой голос на улице произнес: «Ну, вот же у них тут кнопка» и сразу раздались три требовательных звонка, как на урок.
Папа пошел открывать и вернулся с испуганным лицом и блестящими глазами. За спиной у него стояли три человека – двое в штатском, третий – в милицейской форме. Один из тех, кто был в штатском ухватил моего папу за пуговицу пижамы и сказал:
— Не суетись, Рабинович, мы знаем, что ты халтуришь на дому. Наш отдел такой ерундой не занимается. Этим занимается ОБХСС. Есть сведения, что ты работаешь по драгметаллу. Выдай нам золото добровольно.
— Золото! — театрально воскликнул мой папа. Я стоял рядом, сонный в трусах и в майке. Папа резко дернул меня за руку:
— Вот мое золото.
— Ладно, будем начинать обыск, — махнул рукой штатский. У него была паскудная рожа члена политбюро.
— Я хочу увидеть разрешение на обыск, — сказал папа.
— Тебе нужно разрешение, милиционера не достаточно, — сказал член политбюро. Покажи нам свою лабораторию добровольно.
Мой папа был зубным техником, в подвале у него стояла небольшая химическая лаборатория: колбы, штативы, горелки, щипцы; бутылка с азотной и бутылка с соляной кислотой.
— Вы что тут, самогон гоните? — спросил милиционер.
— Да, — сказал папа, — царскую водку. Можно мне сделать чистосердечное признание?
— Давай, — сказал член политбюро.
— Я пытался добыть золото из ртути.
— Ну и что?
— На химическом уровне это невозможно.
— А на каком возможно?
— На атомном.
— А если бы получилось?
— Сдал бы государству как клад. Да что вы от меня хотите, посмотрите какое все грязное, сколько пыли! Я до этого десять лет не дотрагивался
— Ладно, давай посмотрим, что у тебя наверху, — сказал член политбюро.
Бормашина стояла у нас в детской в шкафу и была завалена игрушками и детской одеждой.
Обыск наверху начался с кухни. Я сидел в своей комнате и читал книгу. Неожиданно громко папа позвал меня. Я прибежал и он резко и зло, несоответственно мере проступка, принялся меня отчитывать:
«Сколько раз я буду говорить, чтобы ты не разбрасывал свои пленки по дому. Такой фильм стоит рубль. Знаешь, сколько я должен работать, чтобы заработать этот рубль."
Папа вручил мне пластмассовую коробочку с диафильмом. «Дядя Степа милиционер». Такого фильма в моей коллекции не было.
Момент тайны и заговора в странном папином поведении детской интуицией я почувствовал сразу же, открыл коробочку только у себя в комнате. Там, прижатая ко дну комком газеты, чтобы не болталась, лежала царская десятка. Я видел эту монету в нумизматических каталогах.
Обыск на кухне и в столовой быстро закончились, я услышал голос члена политбюро за дверью своей комнаты:
— А что здесь?
— Детская, — ответил папа, — но я не хочу, чтобы вы заходили сюда в обуви. Если будете делать обыск, снимити ботинки.
Дверь открылась, в двери стоял мой папа и выразительно смотрел на меня.
— А какие еще есть помещения? — спросил милиционер.
— Есть зал и спальня.
Папа увел ментов в другой конец дома, а я стоял ошеломленный, размышляя над тем, что он только что мне телепатировал: «Спрячь как можно надежнее!».
Я заперся в ванной комнате, достал монету, помыл с мылом теплой водой и положил в рот за щеку. Посмотрел в зеркало. Мне показалось, что справа на лице появилась легкая припухлость, я попытался перебросить языком монету на другую сторону и проглотил.
Наш дом оказался слишком большим для трех человек. Они быстро устали, кое–как завершили обыск и ушли. Папа сидел на кухне и пил чай. Домработница Реня намазывала на черный хлеб мед – успокоительное средство.
— Почему ты это сделал? – спросил папа.
— Ты же сам хотел, чтобы я надежно спрятал.
— Вот, держи, — сказал папа и вручил мне ночной горшок моего младшего брата.
— Зачем? – спросил я в недоумении.
— Какать только сюда. Покакаешь в другое место, я задушу тебя своими собственными руками.
Он обнял меня, крепко прижал к себе и поцеловал.

Написал rabina1950 ©

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Шёл 1989 год. Советский Союз трещал по швам. Вместе с ним трещали и моральные устои. Но ещё оставались нетронутые тлетворным влиянием перестройки девушки. Именно такой и была молодая выпускница педагогического института Ирина Ивановна. Воспитанная матерью филологом, потомственная учительница она отворачивалась (при матери) когда по телевизору в фильмах показывали скромные советские поцелуи. А недавно вышедший фильм "маленькая Вера" считала чёрной порнухой. Но конечно же не сдержалась и посмотрела.
7Б был бы неплохим классом. Если бы не Петя Кучеренко. Он был хулиганом и грозой параллели с 1 класса. И чем дальше тем более отвязными становились его шутки. Тем меньше он считался с авторитетом старших. Ирина Ивановна стала первой, на ком он стал проверять степень своей безнаказанности. Но до сегодняшнего дня шутки его были глупыми и детскими.
Шёл последний урок — урок литературы. Ирина Ивановна пыталась донести до учеников всю трагедию жизни и смерти Мцыри. Его подвиг, его чувства. Но класс откровенно скучал. Петя скучал больше всех. Никакого подвига в том, чтобы убежать из монастыря и тут же сдохнуть он не видел. Но слова "ко мне он кинулся на грудь, но в горло я успел воткнуть" не давали покоя начинающим просыпаться гормонам.
Неожиданно для самого себя, Кучеренко встал и уже почти сформировавшимся баском на весь класс сказал.
— Ирина Ивановна, может быть прекратим заниматься фигней и обсудим половой вопрос?
— Половой вопрос? — переспросила учительница.
Она все еще была мыслями в горном монастыре и любовалась красотой природы. Когда смысл сказанного наконец дошёл до Ирины Ивановны, слёзы брызнули из её глаз и она всхлипывая выбежала из класса.
В учительской сидели учителя старого поколения. Среди них выделялась Людмила Викторовна — 50 лет, завуч, член партии, КМС по метанию ядра, 190 сантиметров роста и 120 кг веса. Ирина Ивановна вбежала в учительскую, упала на стул и громко разрыдалась. После кружки чая она рассказала что произошло.
— Я разберусь! — рявкнула Людмила Викторовна и, кажется одними мышцами ягодиц, отбросила стул к стене.
Как и любой класс оставшийся без учителя 7Б шумел. Но никто не ушёл домой несмотря на то, что урок был последний. Распахнулась дверь и в класс вошла Людмила Викторовна. Сразу воцарилась такая тишина, что стало слышно как на шкафу совокупляются мухи.
— Все свободны, Кучеренко остался!
Класс молниеносно, но при этом в абсолютной тишине очистился от детей.
— Кучеренко, я считаю, что ты достаточно взрослый, чтобы не только обсудить половой вопрос, но и приступить к практическим занятиям. — сказала завуч и закрыла дверь класса на ключ.
Вся жизнь пролетела перед глазами Пети. Его яички сжались до размера горошин. Не так он представлял свой первый секс. Холодный пот предательской струйкой стекал по спине и щекотал между булок.
— Я... Я не хочу. Не надо. Я больше не буду. — лепетал он.
— Сейчас ты у меня будешь жить половой жизнью! — гремел голос Людмилы Викторовны. И она неумолимо надвигалась на Кучеренко как айсберг на Титаник.
Когда хулиган уже вжался спиной в дальнюю стену и между ними оставалось каких то пару метров. Она остановилась и указав рукой в угол сказала:
— Вон там ведро и тряпка. Берешь их и драишь полы до зеркального блеска! Вот такая у тебя будет сегодня половая жизнь!
Петя Кучеренко шёл домой. Он курил не прячась ни от кого и улыбался. Сегодня он не стал мужчиной, но был этому несказанно рад.

© Kaa1980

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Не знаю, откуда берешь. Все рассказы читаю с удовольствием. В последнем замах на рубль, а итог на копейку. Не то пальто.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
7 minutes ago, гонзо said:

Не знаю, откуда берешь. Все рассказы читаю с удовольствием. В последнем замах на рубль, а итог на копейку. Не то пальто.

Да, это под настроение...

Напиши альтернативную развязку, будет занятно. С участием Оли...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Только что, skynet_st сказал:

Да, это под настроение...

Напиши альтернативную развязку, будет занятно. С участием Оли...

Я читаю эту тему . И мне нравится многое. Но мне всего 26... Я в политике сильна, а вот в литературе...Ромка все классно делает! Нехай он!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
1 minute ago, гонзо said:

Я читаю эту тему . И мне нравится многое. Но мне всего 26... Я в политике сильна, а вот в литературе...Ромка все классно делает! Нехай он!

Можно и так. Роман пишет, ты грамматику правишь...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Позвонила из Минска теща и сказала:
— Памер твой тесть – мой любимый муж–Володя.
— Когда?
— Три дня назад.
— Так неожиданно. От чего?
— Почему неожиданно, год болел. Как мы все, от рака.
— Мне ничего не сказали.
— А что говорить. Наши болезни, наши проблемы. Кому надо было, тот знал. Танька ж ездила к нему в Минск прощаться. Тебе не захотела говорить. Такой дурдом нам устроила. «Почему четвертой степени, почему так поздно?» Пить сразу начала, сколько лет не пила. Я не выдержала, спрашиваю:
— Когда у тебя билет в обратную сторону?
Она говорит:
— Билет открытый, когда хочу, тогда лечу.
А я говорю:
— Так ты, что, смерти его ждать будешь. Еще не понятно, когда это случится.
А обнаружили случайно, во время профосмотра на комбинате. Анализ крови показал. В Боровлянах сказали, сделают все что нужно, но спасти нельзя, слишком далеко зашло. Рак простаты уже в костях и нужно яички отрезать. Володя мой сидел, молчал. Когда он трезвый, всегда молчит, а тут махнул рукой и говорит:
— Отрезайте, я со своей бабой уже десять лет в разных постелях сплю.
Мы и в правду стали в разных кроватях спать, когда от комбината квартиру получили. И Таньке выделили отдельную комнату, только она как выросла, там жить не хотела. Шлэндалася абы где, пока ты ее в Америку не забрал.
Отрезали ему весной, он две недели дома полежал и поехал жить на дачу. Сказал:
— Я деревенский житель. Мне всегда было противно в этом городе. Через месяц его с этой дачи уже на носилках привезли. Споткнулся, упал на ровном месте и сломал позвоночник. Вот только тогда поверил в свою смерть.
Танька приехала, американских денег привезла. Говорит, давай самых лучшим врачам покажем. Нашелся один профессор за сто долларов, а двадцать пять взяли еще за вызов, приехал на скорой с мигалкой. На кой черт была та мигалка. Посмотрел и говорит, что помочь уже ничем нельзя, но чтобы мы не чувствовали, что зря потратили свои деньги, он может почистить больному кишечник. Сам больной по большому ходить уже не может, и это доставляет ему страдания. Заодно вас научу, будете делать хотя бы раз в три дня. Положил Володю на бок, как ребенка, подстелил клеенку, поставил таз, и целую грелку в него воды залил, надел перчатки и руками все выгреб. Танька помогала.
Володе от этого легче стало, поел, повеселел немного. А Танька назавтра попрощалась со всеми и улетела к себе в Нью–Йорк.
— Когда похороны? — спросил я.
— Так похоронили уже, вчера еще похоронили.
— В Чижовке, на Северном?
— Еще скажи на Московском. Это минские на городских кладбищах душатся – прихоронение, кремация. В деревню отвезли, где его все родные лежат.
Когда были поминки, его сестра спросила у меня:
— А тебя, где хоронить. Вместе с ним на нашем кладбище или где отдельно. А я уже выпившая была и сказала:
— Десять лет отдельно спали, так и похороните меня отдельно в деревне Жижа, там вся моя родня.
Почему ты мне про себя ничего не рассказываешь. Как твое здоровье? Как там мои внуки? Как отношения с жонкой. Я знаю, вы в разных комнатах спите...

Написал rabina1950 ©

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Антисоветчина
––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Мы сидим в заводской курилке. Я, слесарь–сборщик пятого разряда по фамилии Чарвоны – его кличка Червонец и грузчик по фамилии Кива – его кличка Кила, но он не любит, когда его так зовут. Я работаю на заводе Ленина недавно и у меня еще нет клички. Кива сидит в темном углу и только по огоньку сигареты видно, что там кто–то есть.
— Что ты все в темноте прячешься, — говорит Киве Червоный. – Иди к нам.
— Мне и здесь хорошо, — отвечает Кива.
— Так вот, — рассказывает Червоный, — как раз, значит, на первого мая шестидесятого года летал этот ихний Паульс над нашей территорией и разбрасывал колорадского жука. Ну, ПВО его и сбили. Где–то под Пуховичами упал на колхозное поле. А колхозники, что в поле работали, решили что это космонавт и может быть за него премию дадут, кинули работу и повели его в управление. Пьяница один по фамилии Герасименя, он сзади шел, вдруг говорит
— Не наш это человек. Погляди какие следы его ботинки оставляют.
С управления позвонили в район, там говорят, что никаких космонавтов сегодня не летало. А что за он? – спрашивают. В управлении говорят, что космонавт с акцентом разговаривает, как болгарин. Вот тут и возникли настоящие подозрения. Вызвали участкового. Приехал капитан на мотоцикле и спрашивает у него:
— Где работаете, вучытеся, ваши документы. Проверили паспорт, а там в пятой графе написано: “aмериканец”. Полное разоблачение. Позвонили в район, с района позвонили в Минск, с Минска в Москву, а с Москвы позвонили Хрущеву по засу и доложили. Хрущев как раз в Америке на асамблее был. У Хрущева в жилах кровь хохлятская горячая, он бах им в асамблее ботинком по столу и говорит: “Нах.. же вы это делаете!”.
Они, мол, а что такое?
А он говорит, что не люблю когда вот так, сперва разбрасывают, а потом смотрят в глаза, как ни в чем не бывало.
Ставит на стол такой дипломат и спрашивает: — Вы хоть знаете, что это такое. Это атомный чемоданчик. Сейчас нажму на кнопку и вас нет.
Кеннеди струхнул и говорит:
— Чего вы за это хочите, Никита Сергеевич?
А Никита говорит:
— Oтдай мне профессоршу коммунистку Анжелу Девис.
А Кеннеди обрадовался, что так легко отделался и говорит:
— Да пожалуйста, забирайте эту обезьяну, сто лет она нам усралася.
Привели чорную, сняли наручники. Хрущев спрашивает:
— Как ты там, Анжелачка?
А чорная отвечает:
— Спасибо, Никита Сергеевич, вы меня прямо с электрического стула сняли.
— Больно было, — спрашивает Хрущев.
— Да какое там больно, у них же напряжение сто десять вольт, вот если бы как в странах социализма – двести двадцать.
— Чего так мало напряжения? — интересуется Никита Сергеевич.
— А потому, что империалисты электричество крадут. Дают сто десять, а колесико, как на двести двадцать вертится...
— Петрович, — прерываю я рассказ Червонага, — Вот на счет ботинка, интересно. Можете подробнее рассказать
— Конечно могу, — отвечает Червоны. – Наступило хорошее светлое время, когда люди уже поснимали сапоги и стали носить ботинки. Родственники жены купили мне на свадьбу ботинки сорок шестого размера и говорят:
— Надевай, бля.
Я надел, а швагра смеется. Куда ты, говорит в этих туфлях по нашему гауну будешь ходить. Я говорю, что в город поеду, там буду ходить. Почему это ты и вся ваша семья может ходить в ботинках, а мы не можем.
— Погодите, Петрович, но вы же совсем не об этом рассказывали.
— А о чем? На чем я остановился?
— Что вертится, — говорит из своего угла Кива.
— А, вертится. Ну, так она, разделась голая, легла в кровать и вертится. Я ее обнял, хочу поцеловать, а она вертится и вертится. Я ей тогда говорю, чего ты так вертишься. А она говорит, боюсь, что ты мне сделаешь больно. Я ей тогда говорю, давай с анестезией. Налил ей полстакана. Она выпила и говорит, дай мне хоть сначала посмотреть, что это такое. Я взял и показал. Она посмотрела, руками потрогала, понюхала и говорит, дохлой рыбой пахнет, ничего страшного, почему так все боятся...
— Ерунда это все, — вдруг прерывает его Кива.
— Это ещё почему, — с обидой спрашивает Чарвоный.
— Потому, что пи..деж, антисоветчина, — говорит Кива.

Написал rabina1950 ©

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Охота на дзеуку (последняя версия)
–––––––––––––––––––
Последним его инструктировал какой–то штымп из отдела безопасности. Сказал:
— Я вот вижу у вас значок общества "Ебать все, что движется". А вы хоть знаете, что значит этот лозунг. То, что у вас многоразовая лицензия, ничего не значит. Помните, что запрещена охота на несовершеннолетних, беременных и инвалидов. Обращаю ваше внимание на особые ограничения при приманивании. Приманивать можно лаской, поцелуями, обещаниями, цветами, подарками, ни в коем случае не деньгами. Охота посредством денег, считается браконьерством. Запрещается применение алкоголя и других наркотических веществ.
— Почему вы мне это сразу не сказали. А как тогда привлекать, если ничего нельзя? — спросил Рабинович.
— Вы играете на каком–нибудь музыкальном инструменте?
— Нет.
— Хорошо бы знать стихи. Как у вас с этим делом?
— В пределах школьной программы, — сказал Рабинович.
"Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем."
— Вы сочинили?
— Нет, один поэт.
— Как фамилие?
— Пушкин.
— Не помню такого. Знаете, что, говорите, что ваше — этих поэтов все равно никто не знает.
Вопросы ко мне какие–нибудь есть?
— А что за "дзеука". Такое странное сочетание звуков дз?
— Это местный диалект. Так они обозначают молодую самку. Но с этим словом нужно быть осторожнее. Лучше его вслух не произносить?
— Почему?
— Каждый раз непредсказуемая реакция. Наши психологи не могут объяснить.
Была первая половина сентября. Его выбросили прямо к скамейке, где сидела Жанка, слишком близко, так что он очутился возле самых ее ног.
По показаниям аналитиков, Жанка Капустникова, возраст — 18 земных циклов, находилась в стадии поиска полового партнера. Наша служба вела ее уже целый месяц. Прежде, чем подписать договор, Рабиновичу показали фильм. Поставили на паузу и сказали:
"Вас выбросят в этом месте.."
Она только приехала из путешествия по Кавказу с компанией московских художников. Загорела и похудела. В этом году поступила в Театралку на дизайн. Начиналась учеба, новая жизнь.
Два месяца назад, когда они всей компанией вышли из вагона в Краснодаре, художники посветили ее в цель экспедиции. Ребята были плановые и ехали, чтобы затариться. Нет, не на продажу, только для себя.
Лето оказалось хорошее. Стояли жаркие августовские дни, они делали катанку. Раздевались голые и бегали по полю с коноплей. Руками скатывали с кожи пыльцу, собирали в коробочки. Пластилин. Вместе со всеми бегала и она.
Вышла в Минске. Сидела на скамейке в пустом в шесть утра привоказальном парке и докуривала пятку, которую ей оставили на прощание.
Рабиновича предупреждали, что выход из коридора времени всегда немножечко сбивает. Как будто сходишь с эскалатора. В первый раз, он потерял координацию и оказался перед Жанкой на коленях. С сильным акцентом, который получался из–за автоматического переводчика сказал:
"Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем..."

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Из воспоминаний Джона Стейнбека о поездке в СССР. 1963 год, Москва

Зашел я в гастроном посмотреть, что продают. Пока стоял, подошел ко мне человек и начал что–то говорить. Ну, я по–русски ни слова не знаю, а он понял, выставил один палец и говорит «рубль, рубль!». Ну, я понял, что ему нужен рубль. Я дал ему. Он так выставил ладонь, мол, стой, куда–то ушел, очень быстро вернулся с бутылкой водки, сделал мне знак, чтобы я пошел за ним. Вышли из магазина, зашли в какой–то подъезд, там его ждал еще человек. Тот достал из кармана стакан, этот ловко открыл бутылку, налил стакан до краёв не проронив ни капли, приподнял его, вроде как салют, и залпом выпил. Налил еще и протянул мне. Я последовал его примеру. Потом налил третьему, и тот выпил. После этого он вновь выставляет палец и говорит «рубль!». Я ему дал, он выскочил из подъезда и через три минуты вновь появился с бутылкой. Ну, повторили всю процедуру и расстались лучшими друзьями. Я вышел на улицу, соображаю плохо, сел на обочину. Тут подходит ваш полицейский и начинает мне что–то выговаривать. Видно, у вас сидеть на обочине нельзя. Я встал и сказал ему единственное предложение, которое я выучил по–русски: «Я – американский писатель». Он посмотрел на меня, улыбнулся во всё лицо и бросился обнимать меня, крикнув «Хемингуэй!!!». Ваша страна единственная, в которой полицейские читали Хемингуэя.

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Многие знают, что И.А.Бунин и А.И.Куприн соседствовали — в эмиграции жили на одной лестничной клетке на рю Оффенбах, 16–й округ, Париж. Жизнерадостный, в отличие от вечно трезвого соседа, Куприн то и дело устраивал кутежи и был обожаем русскими эмигрантами, наведывавшимися в Париж по делу. Всегда было с кем отдохнуть!
24 июля 1926 года Куприн, как обычно весело и с огоньком, отметил приезд Максима Горького в Париж с самим Горьким и его сумрачным спутником, высоким жилистым стариком, кратко представившимся: "Тоже писатель" и тут же набросившимся на закуски. К концу застолья Александр Иванович предложил прихватить вечно трезвого соседа и сделать совместное фото. Так и сделали.
Уже через пять минут Куприн надоедал вызванному фотографу советами и требовал, чтоб на фото он получился как натуральный сибиряк! Кряжистый и мужественный.
— Мамин хрен ты, а не сибиряк, — заметил уставший Бунин.
— Почему это хрен? Очень даже мамин сибиряк! — возразил Куприн.

Так и вошла в историю фотография, под названием "Горький, Мамин–Сибиряк, Телешов и Бунин". Спустя годы выяснилось, что под фамилией Телешова скрывался Ф.Э.Дзержинский, имитировавший накануне свою смерть и уехавший инкогнито в Европу.... ©

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
В новостроечной однокомнатной норе жил очень хороший человек, но ужасный начальник — Эвкалипт Берёзович. В свободное время он протирал пыль на коллекционных машинках, курил кальян и смотрел старые боевики восьмидесятых и девяностых на VHS. Если был погожий денёк, то вечером он устраивался на своём балконе, который выходил на запад. Облачившись в красивый халат и мягкие тапочки, он умело и с игривыми искрами раскуривал свой кальян, ставил в проигрыватель виниловую пластинку, например, Боба Дилана и с коньячком в бледных как маринованный кальмар пальцах наблюдал за тем, как между двумя огромными чёрными трубами куда–то в далёкий лес закатывалось оранжевое Солнце. В такие моменты его пробивало на сентиментальность, и он пускал слезу думая о том, что жизнь прекрасна, а будущее тепло и приятно. Правда, если это происходило воскресенье, то обходилось без этих слёз... Да и без кальяна.

Больше воскресного вечера Эвкалипт боялся утра понедельника. Как только наступали сумерки, из–за того, что этот светящийся мандарин утопал в лесу, его охватывал такой страх, что начинало урчать в животе и срочно хотелось в туалет по–большому. Ложился он на свой протёртый топчан дрожа, как подключённый к оголённым проводам. Мысли о том, чтобы заснуть навсегда, ведь завтра понедельник, крутились в его голове как кошки с петардами на хвостах. Эвкалипт очень любил собак, кошек и бизонов, симпатизировал сорокам, совершенно нормально относился к лягушкам и верблюдам, но он боялся людей. Ему никто не объяснил, как с ними общаться.
Никто уже точно не может сказать, почему он стал начальником одного из отделов в успешной и сияющей как монета под стеклом финансовой компании. Наверное просто потому, что человек был он хороший — лучше не бывает. Хотя, делают ли из хороших людей начальников? Странное, в общем, стечение обстоятельств. Но ходят слухи, что он чем–то очень сильно помог его начальнику Борису.

Дела в отделе шли плохо, и директор департамента перекладывания бумажек из папок в ящики Борис уже стал задумываться как делать выговор Эвкалипту. Но не мог. Подойдёт в девять вечера Борис к нему, полный решимости как Т–34 под Курском, а потом посмотрит на сгорбившегося от усталости хорошего человека, так и вся решимость проходит, а тот ему из под бумажек:

— О, здравствуйте, Борис Борисович!
— Кхем, здравствуй, Эвкалипт. Кхм… Поговорить хотел...
— Да, конечно, — Эвкалипт откапывался из бумаг, как заживо похороненный

В этот момент Борис уже думал о чём поговорить ещё, и в основном ничего не мог придумать, ведь, он привык думать только о работе, и отвечал: «Да так… Не о чём… Езжай домой».

Борис был человек жёсткий и опытный, настоящий manager. Решил он понять почему же всё так плохо в отделе Эвкалипта, и начал ходить на планёрки. На утреннем собрании Эвкалипт выходил перед редкой публикой подчинённых, в которой каждый уставился в Инстаграм или Тик–Ток, дрожа как ноябрьский лист на ветру, что гуляет над Финским заливом, пытался произносить мотивационную речь… Выходило, как всегда «пык–мык», ведь никто не слушал. У Бориса аж ком к горлу подступил от… Не сказать, что обиды… От облома какого–то… Несправедливость жк. В конце выступления в аудиторию ворвалась перекладывальщица Таня обвешанная какими–то красивыми пакетами, подошла к своему начальнику и говорит:
— Эвкалипт, мне срочно надо успеть на распродажу, меня сегодня не будет!
— Да, Танечка, иди если нужно… — а Таня даже дослушивать не стала и ушла, будто и не ждала ответа.
Борис это увидев рассвирепел. Покраснел как октябрь семнадцатого, побагровел, дым попёр из ноздрей, рога выросли, Эвкалипту гаркнул:
— Ко мне в кабинет!
Потом догнал Таню и матерной бранью ей объяснил, что она никуда не пойдёт. Татьяна уменьшилась в размерах и стала подобна испуганному гному бегать по коридору зигзагами в сторону своего рабочего места.

Эвкалипт сидел напротив дымящегося Бориса бледный как мёртвая лягушка. Смотрел куда–то вниз между столом и животом, наверное на ботинки, и по носу сползали его очки вниз со скоростью один миллиметр в час.

— Если ты не научишься этих насекомых держать в ежовых рукавицах, Эвкалипт… Я…
Эвкалипт молчал в ответ.
— Я… — продолжал Борис, но ему пришлось выдохнуть и поменять цвет на более спокойный и спрятать рога, — я тебя уволю, родной…
— Понимаю, — ответил Эвкалипт.
В ответ Борис выпил из литрового графина всю воду прямо из горла. Потом велел Эвкалипту срочно покинуть офис. А потом Борис долго плакал в одиночестве.

Вечером Эвкалипт домой не торопился, а пошёл гулять с огромным невидимым камнем на шее и с гирей на сердце… Ему даже было всё равно на то, что скоро должны были разводиться мосты, а ему из центра на север. Шёл он по старинным петербургским набережным, и корил себя за то, что не был он достаточно мудацким человеком, чтобы кричать на других и что–то требовать. Что он не смог… Что он подвёл… Что он неправильный.

В мультиках говорилось, ведь, что надо быть добрым и жить дружно и мама говорила то же самое. Мысли Эвкалипта летели куда–то в альтернативную реальность. Люди там другие, добрые, солнечно, много деревьев и по цветастой радуге иногда бегает снежный человек с красивой радужной гривой, рогом во лбу и огромным бананом в руке.

В этот момент на тротуар из заброшенного здания на Фонтанке выпрыгнула феминистка и встала в позу голодного тигра. Она весила в три раза больше Эвкалипта, рычала, переходя на писк, а волосы её были выкрашены в цвет благоухающей сирени, под которой только что убили бездомного. Она готовилась к прыжку на Эвкалипта, это он понял по хрусту её швов на обтягивающих чёрных штанах. Феминистка прыгнула на беднягу и укусила его в шею. Дальше всё как в тумане. Или как в фильме про Большого Лебовски, где кегли, шары и девушки. Только у Эвкалипта были какие–то дубинки, пещеры и человекообразные обезьяны.

Очнулся Эвкалипт, как ни странно, дома. Ничего, особенно, не изменилось, но показалось, что мир стал окрашен немного в другие цвета, более жирные и тёмные, что–ли. Место укуса не болело, а чесалось. Не хотелось слушать музыку или смотреть кино. Сильно выросли ногти и Эвкалипт немедленно решил их постричь.

На утреннюю планёрку Эвкалипт специально опоздал, чем погрузил подчинённых в недоумение. За этим наблюдал Борис. Эвкалипт вышел к кафедре, молча окинул взглядом аудиторию и сказал холодно:
— Тех кого не будет на планёрках будут работать на выходных, так и передайте всем. Хорошего дня.
В этот момент ворвалась Таня одетая ну просто как солистка группы Виа Гра. Жуя жвачку она направлялась к Эвкалипту смотря своими солнцезащитными очками вникуда и сверкая золотыми серьгами куда–то в стены.
— Ты уволена, — сказал Эвкалипт и направился на рабочее место.
Таня упала в обморок, а Борис тихонько похлопал в ладоши.

С тех пор дела пошли в гору. В отделе воцарился порядок и сверх производительность. Хороший начальник Эвкалипт купил три книги по боевому НЛП. Сходил на курс «Жёсткий менеджмент в условиях, когда ваши подчинённые — тупые обезьяны» и теперь смог видеть всех людей насквозь. Его стали бояться попросить об отпуске, а о повышении зарплаты совсем боялись даже думать.

Никто не увольнялся, ведь если увольняться, надо к нему подойти и завление отдать, а это страшно. Эвкалипта вдруг полюбили женщины. Правда, он относился к ним с большим недоверием, останавливался с ними отдохнуть сугубо в отелях. Домой женский пол он никогда не пускал. Приходя в свою нору, которая стала лежбищем, он ложился на топчан не раздеваясь, минуя кальян, VHS, винил и начинал беззвучно и бесслёзно плакать. Его тело колыхалось, а лицо становилось квинтэссенцией того, что мы называем отчаянием.
 
 Sanchellios ©

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

.... Итак, 1998 год. В январе взрыв в Москве на станции метро «Третьяковская». В Москве застрелен гендиректор гостиницы «Россия» Евгений Цимбалистов. Главная версия убийства — разборки между «крышующими» «Россию» преступными группировками. В Екатеринбурге совершено покушение на губернатора Свердловской области Эдуарда Росселя. В ночь со 2 на 3 июля — в своём доме в деревне Клоково Московской области был застрелен депутат Государственной Думы II созыва, отставной генерал-лейтенант Лев Рохлин. 4 ноября — пенсионер и внештатный корреспондент газеты «Русская правда» Иван Орлов на автомобиле «Москвич-2140» выехал на Красную площадь и взорвал его перед Спасскими воротами. Год непростой. Недаром прочно утвердилось в народе определение «лихие девяностые». Но я о делах попроще.

Шел третий год моей службы дознавателем в одном из райотделов милиции нашей все еще необъятной страны. Был уже глубокий вечер, когда в дежурную часть поступило сообщение о том, что в участковую сельскую больницу поступил мужчина с ножевым ранением грудной клетки. Поскольку рентген еще не делали, то дежурный врач лишь высказал предположение о том, что ранение проникающее. Потерпевший без сознания и обстоятельства получения ранения неизвестны. Известно лишь то, что потерпевший был подобран «скорой» на территории колхозной фермы. Оперативная группа в составе меня и опера погрузилась в дежурный уазик и выдвинулась в направлении театра действий.

Spoiler

По прибытии в больницу ничего нового, кроме того, что ранение действительно оказалось проникающим, мы не узнали. Да, по словам доктора, потерпевший находился в состоянии сильного алкогольного опьянения, и причиной его бессознательного состояния могла быть не столько рана и кровопотеря, сколько сон сильно пьяного человека. Потерпевший оказался огромным, даже в лежачем и бессознательном положении, мужиком. Ростом поболее 180 см и весом далеко за сотню кг. На операционный стол его поднимали вшестером. Фельдшер «скорой» сообщила, что карету вызвал сторож фермы. К нему мы и направились, взяв местного участкового.

Сторожа мы нашли на его рабочем месте – в помещении фермы. Им оказался невысокий, чуть за 160 см, мужичок лет сорока с небольшим. За давностью времени точный возраст не помню. Сторож оказался трезв как стекло. На мой вопрос – он ли вызывал врачей? – ответил утвердительно. На вопрос – знает ли он кто порезал потерпевшего? – тоже ответил утвердительно. И добавил, что это он.

Возникла некоторая заминка. Я даже немного растерялся. Опер был несколько разочарован тем, что злодей был установлен так быстро и не удалось применить никаких дедуктивных методов. «И чем же ты его запорол?» - спросил я злодея. «А вот этим», - кивнул он в сторону стола, на котором среди остатков нехитрого ужина, лежал нож. Обычный кухонный нож с пластиковой ручкой. Длина клинка всего сантиметров 12. Я осмотрел нож. Сам клинок был чист, но у основания, там где он выходит из рукоятки, имелись пятнышки бурого цвета. «За что ж ты его?» - спросил я. «За дело», - был ответ.

Ну, за дело, так за дело. А нам тоже надо заняться делом. Участковый пошел за понятыми, я начал заполнять протокол осмотра места происшествия, одновременно прислушиваясь к разговору сторожа и опрашивавшего его опера.

А дело было так. Сторож, завершив обход территории, расположился за столом поужинать. Заварил в поллитровой банке чай, порезал хлеб, сало. Но ужин его был прерван визитом односельчанина. Назовем его Иваном. Ванька, здоровый тридцатилетний мужик, на деревне был первым пьяницей и дебоширом. Обладая скверным характером и огромной физической силой, держал в напряжении не только свою деревню, но и соседние. В тот вечер он как обычно поддал, но не хватило. Нужно было ехать за добавкой, но вот незадача – бак в мотоцикле был пуст. Ну а где взять бензин – да конечно же на ферме. В то время в сельхоз хозяйствах еще сохранялись топливные колонки, некоторые даже были такие же как на бензозаправках, другие просто представляли из себя емкость с краном и шлангом. На той ферме использовали бензоколонку, но на ней висел замок. И вот Ванька решил по хорошему попросить сторожа отлить ему бензина. Не хотел просто ломать замок. Но сторож не хотел сливать колхозный бензин. Ни по хорошему, ни по плохому. А Ванька отказа не терпел. Это что еще такое? Какая-то вошь мелкая будет ему перечить? Да я тебя… Сильным ударом справа он отправил сторожа в дальний угол фермы. Но мужичонка был непрост, вышибить из него дух с первого удара не удалось. Поднявшись на ноги он куницей метнулся к столу. Ванька схватил мужичонку за шиворот, чтобы как следует встряхнуть его, но тут же осел на землю.

Сторож стоял перед ним с ножом в руке. В левом боку у Ваньки что-то закололо. Он потер бок, рука попала во что-то липкое и, увидев на своей ладони кровь, он вырубился. Так выходило со слов сторожа. От чего Ваньша потерял сознание доподлино неизвестно. Может крови своей испугался, может от удивления. Про то ни сторож, ни Ванька не знали.

Ясно было одно: сторож, не помня себя от обиды и ярости, схватил со стола нож и по самую рукоять засадил его в грудь пьяного дуботолка. Обоим повезло в том, что нож был маленький, а Ванька здоровый бугаина, поэтому он не достал ни до сердца, ни до чего другого.

Осознав случившееся, сторож как мог, перевязал раненого и позвонил в «скорую». Мобильников тогда еще не было, но зато на фермах еще были стационарные телефоны. Мужичок ничего не скрывал, о случившемся искренне сожалел. Нюанс еще был в том, что он был судимым, «сидел» за причинение вреда средней тяжести (в драке выломал челюсть супротивнику), а потому, пока я дописывал свой протокол осмотра места происшествия, он тихонько собирал свой нехитрый скарб, принесенный на дежурство. Короче собирался он в тюрьму. Закончив свое дело и отпустив понятых, я убрал протокол осмотра в папку, и положил перед мужиком чистый лист бумаги. «Пиши», - сказал я ему. «Чего писать?», - спросил он. «Чего продиктую, то и пиши». Сторож взял авторучку, придвинул к себе бумагу. Я начал диктовать: «Я, такой-то и такой-то, проживающий там–то и там-то, настоящим обязуюсь без разрешения следователя-дознавателя не покидать постоянное место жительства и являться в РОВД по первому требованию….» подождав пока он распишется я положил эту расписку так же в свою папку. «Ну, ладно, - сказал я вставая со стула, - бывай здоров. По первому же вызову являйся в РОВД и постарайся не пить». «Я вообще не пью уж лет восемь», - сказал мужик. А потом удивленно спросил: «То есть, как это бывай здоров? Вы что, меня не забираете что ли?» «А зачем мне тебя забирать? – спросил я, Чего тебя там за казенный счет держать? Понадобишься – вызовем». Мужик растерянно смотрел на меня. «Да как же это? В самом деле оставляешь что ли?». «Ночь на дворе, - сказал я, не до шуток мне. Спать охота, да разве с вами поспишь? А тебя доставь в отдел, так еще полночи оформлять надо будет. Сиди уж тут. Только не режь больше никого». И мы уехали.

Мужику было с чего удивляться. Ранее судимый ножом зарезал, пусть и не насмерть, односельчанина, а его даже не хотят в КПЗ везти. Только у меня основания для этого были. Потерпевший был пьян, а сторож трезв. Потерпевший хотел совершить кражу общественной собственности (бензин), а сторож ему этого не позволил. Потерпевший за это нанес телесные повреждения сторожу, чтобы принудить его к совершению преступления. А сторож это преступление совершать не хотел и нож применил, защищая себя и колхозное имущество. Так что в соответствии с уголовным кодексом получалась не ч. 2 статьи 111 УК РФ – умышленное причинение тяжкого вреда здоровью потерпевшего, предусматривавшая до 10 лет лишения свободы, а часть 1 ст. 114 УК РФ – Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, совершенное при превышении пределов необходимой обороны. А это уже исправительные работы на срок до одного года, либо в худшем случае лишением свободы на срок до 1 года. А если глубже копать, так в его действиях вообще состава уголовного преступления, ну лично я, вообще не усматривал. А потому смысла «закрывать» его я не видел. Тем более, что понятые отзывались о стороже хорошо. Характеристику с места работы и из сельсовета он наверное получит положительную (так потом и вышло).

Утром, сдав дежурство я напрочь забыл об этом случае, погрузившись в пучину своих нерасхлебанных дел. Примерно дней через восемь я шел по коридору нашего отдела и увидел знакомое лицо. Щуплый мужичок с грустным видом сидел на скамейке, на полу рядом лежал потрёпанный «сидор», а над ними возвышался милиционер из конвойного отделения. Присмотревшись, я узнал сторожа. Поздоровавшись, я спросил его как дела. «Да нормально, - говорит, вот приехал. Закрывать сейчас будут». Я опешил – как это закрывать? «Да вот так. Вон и конвой уже ждет».

Оказалось, что после моего отъезда мужика не беспокоили целую неделю. А вот сегодня вызвали, велели сидеть на скамейке и никуда не отлучаться. «Погоди», - сказал я и вошел к следователю. Следователем, вызвавшим сторожа была женщина. Майор. Старший следователь. В возрасте за сорок и с выслугой в пятнадцать лет. Не как у меня – три года, поэтому я подозревал, что мужику «шьют» что-то еще. Но оказалось, что ничего лишнего не «шьют». Как мне пояснила эта следовательша мужик совершил тяжкое преступление, и она возбуждает уголовное дело. «А по какой статье?», - спросил я. «Как это по какой? По 111 части 2 п. «з» - с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия». «И что, закрывать будешь?» - спросил я. «Ну а сам как думаешь?, - спросила майорша, - Он же судимый уже. Чего с ним цацкаться. Пусть сидит – под рукой будет».

Я просто охренел. «Ты материалы читала?», - спросил я.

«А чего их читать? Там и так все видно. Экспертиза показала – проникающее ранение. Тяжкий вред здоровью. Нож ты изъял. Злодей не отпирается. И вообще, тебе – то какое дело до этого? Своих дел нет что ли?»

Меня аж затрясло всего. «Ты материалы, дура, почитай. Там в худшем случае 114-я идет. А если закон по совести применять, так у него вообще состава преступления нет. Он же защищался от мужика, который в два раза его выше и тяжелее, да еще и пьяного. А кроме того, он еще и колхозное имущество защищал. Его награждать надо, а не арестовывать».

«А ты не ори, - говорит, - у меня сроки выходят. Сегодня надо решение принимать, а у меня еще вон куча материалов лежит. Задержу пока на трое суток, а там посмотрим».

Я понял, что с этой дурой разговаривать не о чем и, выскочив от нее, зашел в кабинет начальника следственного отдела. Мужик он был хороший, не смотря на мой небольшой стаж относился ко мне нормально и я часто обращался к нему за советом. Поэтому я прямо изложил ему суть дела и содержание своего разговора с его старшим следователем. При этом описал и сам тот свой выезд на место в дежурные сутки. Начальник следствия хмыкнул, снял трубку и велел майорше принести материалы. Я закурил, а он погрузился в чтение. Минут через десять он сказал: «Все ясно. Позови-ка мне злодея». Я вышел в коридор и позвал мужичка. Мужик абсолютно равнодушно, уже смирившись с судьбой, рассказал все события того вечера. Велев мужику выйти обратно в коридор, начальник следствия закурил и задумался. Я тоже закурил.

«Ты, знаешь, - сказал он, уминая окурок в пепельнице, А ведь ты прав. И мужик прав. Терпила в объяснении все подтверждает до момента ранения. Потом не помнит ничего».

Он снова позвонил по телефону и позвал майоршу. «Забери материалы, - сказал он когда она вошла, - и выноси постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Мужик действовал в состоянии необходимой обороны и пределы ее не превысил».

«Но.., - начала было майорша».

«Давай без но, - оборвал ее начальник, иди делай как я сказал. Нет тут состава».

Мужик после этого смотрел на меня как на Бога. В окрестных деревнях после этого мне был почет и уважение, и не только от законопослушных граждан. Порезанный тоже осознал, что был неправ.

Но суть не в этом, а в том, что если бы я вышел на полчаса позже в коридор, то этот мужичок «заехал» бы на нары по 111-й за умышленное преступление и получил бы не меньше пятерки. Это уж как пить дать.

Вот это и называется – перегибы на местах. Когда сотруднику правоохранительных органов наплевать и на право, и на судьбу человеческую. И сколько вот таких мужиков и баб у этой майорши пошло по этапу до того случая и после? И ведь не одна она такая была. И вы думаете, что в других районах было не так? И думаете, сейчас такого нет? Да сколько угодно! Бывали такие случаи и в тридцатых. И наверное было их больше чем сегодня. Потому что и народ был не такой грамотный и чекисты были борзые. Коммуникации были не такие как сейчас. До Бога высоко, до Кремля далеко. Иди, ищи правду. Но это ведь не значит, что этот беспредел был программой власти. Да, вина власти в том, что такое было возможным, есть. Но это, как говорится, две большие разницы.

Блогер "От Урала до Карибов" ©

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

В двойке 185–й в новом корпусе городской тюрьмы мы жили тесно и бесконфликтно. Мой сокамерник Вован, явно мне симатизируя, ему и притворяться было не нужно, разглядывал меня глазами следователя. Раз в неделю уходил с докладом. Я все понимал. По его настроению, отношению ко мне, интересу, пытался догадаться, что они там обо мне говорили, какие инструкции в отношении меня Вован получил. Он сам что–то чувствовал и было заметно, что устал от этой, слишком сложной для него, игры.
В тот вечер в пятницу после ужина, а Вован уже знал, что скоро меня выдернут, расслабился, проболтался.
Началось все с того, что он стал, вдруг, рассказывать о том, что такое большая камера, где сидит несколько десятков зеков, как себя в ней следует вести. Все недостатки и преимущества.
— Из преимуществ главное, — сказал Вован, большой любитель книжного чтения, — что на большую камеру дают до полусотни книг до следующей смены. Для тебя перевод в другую камеру, означает, что происходят какие–то изменения в твоем следствии.
— Какие? — спросил я.
— Ты переходишь в фазу активной разработки. В большой камере будь осторожен в выборе друзей.
Я не удержался и спросил:
— А с тобой я разве был не в разработке?
— Со мной к тебе только приглядывались, — сказал Вован.

Написал  rabina1950 ©

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
4 минуты назад, skynet_st сказал:

В двойке 185–й в новом корпусе городской тюрьмы мы жили тесно и бесконфликтно. Мой сокамерник Вован, явно мне симатизируя, ему и притворяться было не нужно, разглядывал меня глазами следователя. Раз в неделю уходил с докладом. Я все понимал. По его настроению, отношению ко мне, интересу, пытался догадаться, что они там обо мне говорили, какие инструкции в отношении меня Вован получил. Он сам что–то чувствовал и было заметно, что устал от этой, слишком сложной для него, игры.
В тот вечер в пятницу после ужина, а Вован уже знал, что скоро меня выдернут, расслабился, проболтался.
Началось все с того, что он стал, вдруг, рассказывать о том, что такое большая камера, где сидит несколько десятков зеков, как себя в ней следует вести. Все недостатки и преимущества.
— Из преимуществ главное, — сказал Вован, большой любитель книжного чтения, — что на большую камеру дают до полусотни книг до следующей смены. Для тебя перевод в другую камеру, означает, что происходят какие–то изменения в твоем следствии.
— Какие? — спросил я.
— Ты переходишь в фазу активной разработки. В большой камере будь осторожен в выборе друзей.
Я не удержался и спросил:
— А с тобой я разве был не в разработке?
— Со мной к тебе только приглядывались, — сказал Вован.

Написал  rabina1950 ©

диктант из школьной программы. со сложно сочиненными, сложноподчиненными предложениями и диалогами))))

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

7b9b6d48e975.jpg

Лев Толстой о Максиме Горьком:
"Злой человек. Он похож на семинариста, которого насильно постригли в монахи и этим обозлили его на все. У него душа соглядатая, он пришел откуда–то в чужую ему, Ханаанскую землю, ко всему присматривается, все замечает и обо всём доносит какому–то своему богу. А бог у него – урод, вроде лешего или водяного деревенских баб".

Максим Горький о Льве Толстом:
"Во Льве Николаевиче есть много такого, что порою вызывало у меня чувство, близкое ненависти к нему, и опрокидывалось на душу угнетающей тяжестью. Его непомерно разросшаяся личность — явление чудовищное, почти уродливое, есть в нем что–то от Святогора–богатыря, которого земля не держит."

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
1 час назад, skynet_st сказал:

7b9b6d48e975.jpg

Лев Толстой о Максиме Горьком:
"Злой человек. Он похож на семинариста, которого насильно постригли в монахи и этим обозлили его на все. У него душа соглядатая, он пришел откуда–то в чужую ему, Ханаанскую землю, ко всему присматривается, все замечает и обо всём доносит какому–то своему богу. А бог у него – урод, вроде лешего или водяного деревенских баб".

Максим Горький о Льве Толстом:
"Во Льве Николаевиче есть много такого, что порою вызывало у меня чувство, близкое ненависти к нему, и опрокидывалось на душу угнетающей тяжестью. Его непомерно разросшаяся личность — явление чудовищное, почти уродливое, есть в нем что–то от Святогора–богатыря, которого земля не держит."

батл

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Накануне новогодних праздников Роза Львовна имела серьезные, дошедшие до глубокой внутренней неприязни, семейно-бытовые разногласия с зятем. Поскольку Роза Львовна была женщиной воспитанной и образованной, она не стала опускаться до кухонных разборок, а преподнесла зятю на Новый год подарочное издание романа Достоевского “Идиот” в глянцевой суперобложке.
Зять Миша намёк понял, однако, будучи выходцем из интеллигентной профессорской семьи, счёл ниже своего достоинства выяснять с тещей отношения, вместо чего презентовал Розе Львовне томик Фейхтвангера с романом “Безобразная герцогиня Маргарита Маульташ”.
Роза Львовна подарок приняла, но обиду затаила и нанесла ответный удар, положив 23 февраля на письменный стол зятя аккуратно завёрнутый в нарядную бумагу “Скотный двор” Оруэлла.
После чего ранним утром восьмого марта получила перевязанный розовой лентой экземпляр “Собачьего сердца” с надписью „На долгую память от любящего вас Миши”…
Теща нервно хмыкнула и демонстративно подвинула наутро к завтракающему зятю “Сатирикон“ Петрония Арбитра.
Начитанный Миша быстро разобрался, что теща просто-напросто обозвала его козлом и, сдерживая гнев, осведомился, не приходилось ли Розе Львовне читать гоголевских “Записок сумасшедшего”, на что теща отвечала, что нет, не приходилось, поскольку ей в отличие от некоторых как-то ближе адекватная литература вроде “Доводов рассудка” Джейн Остин.
Зять пререкаться не стал, но привёз Розе Львовне из ближайшей командировки сразу два подарка: “Декамерон” Боккаччо и „Мать“ Горького.
Сопоставив несопоставимые произведения, теща смекнула, что зять совсем потерял стыд и просто-напросто опустился до нецензурной брани. Тем не менее она не стала поднимать шум или валиться в кресло с сердечным приступом, а хладнокровно передала через внучку Уголовный кодекс и книжку Чуковского “От двух до пяти”.
В день своего рождения Роза Львовна приняла от Миши эксклюзивное издание “Убийства в Восточном экспрессе“ Агаты Кристи на языке оригинала. На что она бесстрашно и с явной угрозой ответила матово поблескивающим томиком Маркеса “Сто лет одиночества”.
По-настоящему теща встревожилась лишь тогда, когда перед совместной семейной поездкой на море она получила по почте богато иллюстрированную тургеневскую “Муму”. Сопоставив свою весовую категорию с весьма недурно накаченным зятем, Роза Львовна ужаснулась и побежала в букинистический магазин покупать через знакомую продавщицу изданную аж в позапрошлом веке пьесу Шекспира “Много шума из ничего”. Подумав, она также приложила к ней Хемингуэевское “Прощай, оружие!” и передала купленное Мише с пожеланиями хорошего отдыха.
Миша сухо поблагодарил и ответил книгой Ремарка “На Западном фронте без перемен”.
Роза Львовна заискивающе подкинула на супружеское ложе зятя брошюрку под названием “Роскошь человеческого общения”, получив в ответ на прикроватной тумбочке затрёпанный томик Ленина, снабжённый заголовком “Лучше меньше да лучше”.
Роза Львовна всплакнула и унизилась до того, что торжественно преподнесла Мише на именины повесть Стругацких “Трудно быть богом” с автографами авторов.
Польщенный Миша смягчился и выписал теще с интернета “Возвращение в дивный новый мир” Олдоса Хаксли.
Роза Львовна, растрогавшись, выпросила для него у подруги прижизненное издание мопассановского “Милого друга”.
Зять улыбался и лобызал теще ручку, но Роза Львовна тем не менее заметила за креслом перевязанную подарочным шнурком подшивку журнала “Крокодил” за год, соответствующий году ее рождения.
Перед Новогодними праздниками Роза Львовна столкнулась в подъезде с соседкой, нагруженной сумками с провизией.
– Счастливая вы, Роза Львовна..! – сказала та, переводя дух. – Мой зять хуже аспида, хоть я его кормлю да пою, а ваш Мишенька в вас прямо души не чает. Ни криков, ни скандалов. И как это у вас получается..?
– Книжки любим читать, Марья Семёновна, – кротко сказала Роза Львовна. – Читайте книжки, они плохому не научат…
И поправила подмышкой томик Чехова с закладкой на рассказе “Невидимые миру слёзы”…

© Афруз Мамедова

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

... Когда Танька потянулась во все свои метр восемьдесят и показала темные курчавые подмышки, Марик понял, что она ему даст и не ошибся.
— Это ничего, что мы такие разные? — спросил Марик, после того, как все случилось.
— В смысле? — спросила Танька насторожившись.
— В смысле роста.
— А, это. Сколько у тебя?
— Сто семьдесят два сантиметра.
— А член? — лукаво спросила Танька.
— Семнадцать, — как детектору лжи сказал Марик.
— Знаешь, высокие все такие тупые. Это из–за кровоснабжения мозга. — Когда у нас в поселки стали строить многоэтажный панельный дом, никто не хотел брать квартиру на шестом этаже.
— Почему?
— Потому, что водонапорная башня добивала только до пятого, а шестой сидел в говне.
Марик восхищенно замер, обдумывая то, что услышал. Танька закурила и сказала:
— А если честно, мне все равно, какого мужчина роста, сколько ему лет, какой у него длины член и какой он национальности. Мне важно, чтобы был талант.
— А у меня есть талант? — спросил Марик.
— Нужно подумать, — сказала Танька.
Весь вечер он пел ей песни собственного сочинения, смысла которых она не могла уловить, хотя все было вроде бы по–русски. Но мелодии — такие хорошие. Одну она запомнила и стала потихоньку про себя напевать. Он услышал, сразу же узнал, все понял, посмотрел на нее влажными глазами и она, зная, что лучше момента не будет, сказала:
— Ну, так ты дашь мне немножко денег на прощание?
Он полез в красивый кожаный кошелек и достал сто долларов одной бумажкой.
Танька сказала:
— Марик, ты гений!

Написал  rabina1950 ©

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

В те времена, когда автосервисы ещё были непривычны, да по разным маркам автомашин, то вся Расеюшка на колёсах пробавлялась в плане ремонтов своих драгоценных четырёхколёсных друзей в гаражах, у мастеров. Все там «лечили» свои агрегаты, потому что и негде было, собственно.

Не миновала чаша сия и меня. Это уже потом, когда я взял первую нулёвую иномарку (Рено турецкой сборки), лезть в эти гаражи к дядям Васям и прочим было уже западло как-то, автосервисы всё же давали и гарантию, и быстро всё делали, хотя и по деньгам было круто, но в целом стало на порядок симпатичнее.

Кузьмич был одним из мастеров таких гаражных, мастер от Бога, но лишь по наладке движков, правда, только жигулёвских и только заднеприводных. А их тогда было море просто. Дело в том, что мастера специализировались: кто по ходовой части, кто по салонам, кто по кузовным делам, а кто и по дизайну даже. Шиномонтаж тогда за людей не считали, каждый водила мог и сам себе срежиссёрить на трассе, и колесо снять, и шину распатронить, и баллон заклеить, да и обратно всё воткнуть. Кузьмич обладал драгоценным свойством, он умел слушать и слышать музыку движков/моторов, и умел так их регулировать, что они, движки, буквально пели. Редкий дар, в общем.

Разумеется, при всём при этом он был ещё и философом, поскольку жизнь жил долгую, разнообразную и трудную, а все философы – есть люди, иногда склоняющиеся к внемлющей аудитории. Я нашёл его по знакомым, так все и делали, в основном, когда озабочивались поиском мастера, ну и как-то познакомился. Он мне всё сделал в лучшем виде, ну я и отметил это дело, и периодически стал к нему заезжать иногда.

Однажды я заехал к нему и попал в настроение. Так-то он был мужик хмурый, с острым глазом, не склонный с клиентами разводить всякие беседы, отремонтировал, получил своё – и до свидания, до следующего раза. Глазом он клиента определял за полсекунды, какие-то там для себя выводы делал. В общем, чего-то он там во мне определил, не знаю что именно, но в этот раз он мне даже улыбнулся и похлопал по плечу. Любой птичке ласка в радость, а уж по железным-то делам, пропахшим маслом и грязью – и подавно. Я даже присел у него в гараже на скамейку. А он воспринял это как должное. Потому что присел рядом и закурил.

Посмотрел на меня и сказал, а ты ведь разведёшься со своей женой скоро. Я аж затаил дыхание сразу. С чего взяли, спрашиваю? А он и говорит, а зубами скрипишь много, да думки какие-то проворачиваешь в голове, аж свистит иногда. Я поглядел на него, ну, ладно, говори, психотерапевт, а я послушаю. Он и начал, будто ждал только этого.

Не любишь ты её, говорит. А бабы чуткие существа на это дело. Хоть выжьмись досуха на ней, но, если не любишь её, она тебе всё равно этого не простит. И рано или поздно отомстит. Может быть, через годы, может быть на смертном одре, твоём, но всё придёт в норму, правда будет жёсткой и в точку. Поэтому ты мозгой долго не шебурши, а то двинешься рассудком, или, что хуже, покалечишь её или убьёшь ненароком, лучше сразу разводись. Несмотря ни на что, потому что так будет лучше для всех. Я говорю, а дочь? Он пожал плечами, а дочь вырастет всё равно, но поскольку она тоже будет женщиной, то лучше ей иметь и папу, и маму, но обоих в добром здравии, пусть и поцапавшись между собой. Во всех иных случаях – будет гораздо хуже.

Посидели, покурили, каждый о своём думал. Я не знал, что сказать доморощенному целителю душ, а он даже не смотрел на меня, мол, я всё сказал. Затем он проникновенно так начал, а хочешь я расскажу тебе сказку? Ну я кивнул смуро, только сказок мне и не хватало после таких слов. Ну и он начал. Все досужие мужские россказни сводятся обычно к одному и тому же (в плане ссор со своими половинками), дать ей кулаком как следует, отмутузить её, а затем трахнуть по-человечески (смотри только очерёдность не перепутай!). Типа ссора или драка забудется, а вот последнее останется, и это, мол, и есть самое главное. Но это всё чушь собачья. Если ты женщину не любишь, а они чуют это, то ничего не сделаешь. Если же любишь, можешь делать с ней что хочешь, ну, в рамках разумного, конечно. Затем подумал и добавил, да и неразумного тоже, один хрен. Любовь всё спишет.

Я поглядел на него, а мужик-то ох как не прост оказывается. Кузьмич же налил себе какой-то жидкости и выпил. Повеяло спиртным. Тебе, говорит, не предлагаю, сам понимаешь. Я кивнул, говорю, ну, продолжай дальше, сказка хорошая пошла, не грех и послушать, да на ус намотать, если что пригодится. Кузьмич, как будто даже воспрянул от благодарного слушателя, да и горячительное хорошо пошло. А начал он затем так. Сказал, скажу очень простую вещь тебе: любовь – всему голова! И это не расхожие слова, не глупость какая-то, а ось, на которой всё и держится. Опять же, добавил, все женщины это и так знают, у них внутри сидит это знание-чувство с самого детства, а вся проблема может быть, если и бывает, лишь в мужиках.

Только мужики иногда этого не понимают, а уж сомневаются постоянно. Все. Ты вот иногда сомневаешься, правильно? Я кивнул. А он продолжил, и я тоже сомневаюсь. Мы все сомневаемся периодически. Даже вроде любим, даже вроде души не чаем, даже лобызать-обнимать готовы в любую минуту-секундочку, но… сомнения всегда остаются. Мужикам даны сомнения. Они с ними живут, переживают. И от этого никуда не уйти, никогда. Такая вот планида. Мне стало немного грустно, но забавно, потому что… ну да, есть же сомнения.

Кузьмич же вспомнил про декабристок, посмотрел на меня искоса. Знаешь, что меня больше всего удивляет в этой истории? Я говорю, что? Он говорит, а не все поехали за мужьями своими в ссылку, вот что. А знаешь, почему? Я говорю, догадываюсь уже. Он поднял палец вверх, во, говорит! Так что все нитки в один клубочек сплетаются, куда ни кинь взгляд, куда ни брось, всё везде, всегда одно и то же: есть любовь, истории возникают разные, нет любви, ничего не помним, забываем, да и скучно это всё, в конце концов. И колготится только одно, она самая, любушка драгоценная!

В принципе, я уже в какой-то момент понял всё по обсуждённому вопросу, да, не скажу, что не зацепил он меня знатно так, но продолжать больше эту тему расхотелось. Кузьмич же, обладавший тонкой чувствительностью, как оказалось, разговор на тему любви резко прекратил. Будто бы всё сказал. Мы помолчали ещё немного, но, поскольку уже стало вечереть как-то, я уже и засобирался, расплатился с Кузьмичём за отлаженный движок мой, выгнал машину из гаража и собрался уже было отчалить восвояси, как увидел, что в гараж зашла какая-то женщина примерно моего возраста.

Я услышал как Кузьмич ей сказал: «О, дщерь моя пришла!», а та ему что-то в ответ ласковое прожурчала. Кузьмич начал собираться домой, а женщина вышла и направилась ко мне. Я облокотился о машину, смотрю на подходящую: на улице пройдёшь мимо и не заметишь, но движения у неё были очень мягкие, если присматриваться. Она подошла ко мне, поздоровалась, смотрит мне в глаза. Я ответил, жду, что дальше. Женщина посмотрела на меня чуть дольше, чем позволяет обычная воспитанность, улыбнулась и сказала: «Про любовь толковали?». Я немного кашлянул от неожиданности, а её голос оказался вблизи, направленный на меня, просто каким-то переливчатым, даже не знаю, как описать. Ну да, говорю, про неё.

Она снова улыбнулась, говорит: «Сомнения одолевают?» Я подумал про себя, да вы что, сговорились, что ли, затейники? Кивнул, мол, да, есть такое. Смотрю, что будет дальше, уже даже интересно стало. Глаза оказались её уже не как секунду назад, а вглубь как-то в меня зашли, какое-то чаромутие бултыхнуло, будто меня на рентген просвечивают. Я так немного отстранился с лёгкого испуга, гляжу, она усмехнулась, спрашивает: «И папка мой нравится?» Я говорю, ну, да, нравится, а что? Она добавила: «И мама моя тебе тоже понравится, мы же с ней одного поля-ягоды!» Я уже хотел было сказать, да и в мыслях не было, да я вообще не собирался… А она так повела плечом, а глаз с меня и не спускает. И я чувствую, что чёрт знает что вообще-то происходит, в рту пересохло, как-то в дрожь ударило. От глаз её не могу избавиться… В этот момент Кузьмич закрыл гаражную дверь, громыхнул железом, я и очухался.

Смотрю на неё снова: дева как дева, ни крива, ни коса, не красива и не сногсшибательна, а всё такое средненькое, еле заметное. Глаза у неё долу, ногой что-то чертит по земле незаметно. Кузьмич подошёл, оценил обстановку, говорит ей: «Не балуй, ведьма, не балуй!». Затем пожал мне руку, прощевай, говорит, как что случится по движку, приезжай, сделаем. Я сел в машину, развернулся, поехал из гаражных дел на просторы.

И дёрнул же меня чёрт поглядеть в заднее зеркало, она как раз обернулась, да и окатила меня прощальным взглядом. Будто впилась. В общем, на автомате как-то вырулил куда-то, еду по шальным улицам, а отпустило уже через несколько минут. Но не до конца. До сих пор же помню. Больше я к Кузьмичу не ездил, боялся ещё раз с его дочкой пересечься, и вот реально этого ничего не понимал, что там вообще произошло, да и произошло ли. Что это было? Любовь-морковь? Приглашение на казнь, как у Набокова? На какую ещё, к дьяволу, казнь… Одни сомнения.

NeaTeam ©

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Как–то раз в большой писательской компании один из литераторов вдохновенно импровизировал:
— Хорошо, знаете ли, войти с морозца домой, сбросить шубу, открыть резную дверцу буфета, достать хрустальный графин, налить в большую рюмку водки, настоянной на лимонных корочках, положить на тарелку семги...
— И, подойдя на цыпочках к другой двери, провозгласить: «Барин, кушать подано!» — бесстрастно закончил за рассказчика Зощенко под общий хохот.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Создайте аккаунт или войдите для комментирования

Вы должны быть пользователем, чтобы оставить комментарий

Создать аккаунт

Зарегистрируйтесь для получения аккаунта. Это просто!

Зарегистрировать аккаунт

Войти

Уже зарегистрированы? Войдите здесь.

Войти сейчас
1 1