ИЗБА ЧИТАЛЬНЯ... для тех кто читает и пишет

[Serendipity 3 856]

Мечтаю о функции для аудиокниг "найти место, где я уснул".

[skynet_st 5 068]

17 hours ago, Serendipity said:

Мечтаю о функции для аудиокниг "найти место, где я уснул".

Ты же нейросеть, отмотай...

[skynet_st 5 068]

 

[skynet_st 5 068]

Подвис на час... И оно того стоит. 

Два Гения.

 

[bes_imeni 441]

Пантелеймон Романов, "Русская душа"

Сто лет назад - а как свежо - скрепы, враги, европа...

Здесь аудио спектакль

Лучше прочитать, конечно

[bes_imeni 441]

https://teatr.audio/romanov-panteleymon-russkaya-dusha

 

А тут - читать

[skynet_st 5 068]

Быль....

«Я маленький, но не игрушечный»

Сказ про изобретателя конструкции, вошедшей в наш язык как «крыша».
На воротах в ресторане «Казбек» к тому времени стояли абсолютный чемпион СССР по боксу в тяжелом весе Вячеслав Яковлев и человек, через 5 лет получивший прозвище Толя Кувалда за силу удара и особенности строения черепа. Ресторан был частью Комбината общественного питания Главленинградстроя № 2. Все предприятия комбината – торговый центр, фабрика–кухня, рестораны, бары, магазины полуфабрикатов – находились на территории Купчино. Руководил комбинатом Илья Юзефович Векштейн. К началу 80–х в хозяйстве Векштейна открыто продавался дефицит: бастурма, икра, сигареты «Мальборо» и «Салем», компоты с ананасами и бананы.
Илья ВекштейнИлья Векштейн – потомственный советский торгаш. Родился в год смерти Сталина. Его отец заведовал магазином «Хрусталь» на проспекте Стачек. Еще служа в рядах Советской армии в Ленобласти, Илья покупал увольнительные и по протекции родителя вел черную бухгалтерию в овощном магазине на углу Большой Морской и Невского. В 19 лет юноша научился обсчитывать остатки и снимать излишки.Демобилизовавшись, он тут же официально вступил в ряды торговых работников, а с конца 70–х уже работал на руководящих должностях. У Векштейна быстро наладились теплые отношения с властями всех уровней. Раз в месяц его подчиненные готовили десятки так называемых «посылок» с нужными продуктами питания. Посылки развозились по должностным лицам, начиная с начальника ГУВД и заканчивая средней руки функционерами от партии.

Кроме того, что, как и многие, Векштейн наживался на продаже дефицитных товаров из–под полы по завышенной цене, он довольно быстро догадался, что то же самое можно делать, что называется, и оптом – перепродавать товары повышенного спроса вагонами.
Для этого нужно было всего–навсего иметь доверительные отношения с директорами баз и заведующими пищевых комбинатов и ресторанов. Заведующие заказывали товар, базы по звонку Векштейна его отпускали. Илья Юзефович вместо товара отдавал предприятиям деньги по госцене, а полученные таким образом сигареты или консервированные фрукты целыми партиями отправлял в Среднюю Азию по цене рыночной. Рестораны за счет того, что он мгновенно скупал все за наличные деньги, неправдоподобно быстро выполняли план и получали премии. С базами Векштейн договаривался за банальные взятки. Тогда подобные схемы называли «сумасшедшей ерундой». Заработав очень большие по советским меркам деньги, Илья Векштейн почувствовал себя «серьезным человеком».

Будучи небольшого роста, он сам про себя говорил: «Я маленький, но не игрушечный». На практике подобное самоощущение выливалось в то, что почтенный советский работник начал вести себя примерно так, как карикатурный «новый русский» в начале 90–х. Он мог надеть милицейскую форму и выйти в зал ресторана в разгар веселья, мог в «Казбеке» пальнуть из ружья в потолок, порой на своих «жигулях» пятой модели играл в пятнашки с таким же ухарем – кто кого бортанет крылом «жигулей».

Все более непринужденно он обращался и с представителями контролирующих органов. Когда на предприятия общественного питания приходила с проверкой Госторгинспекция, они, как правило, в качестве контрольной закупки приобретали рюмку коньяка и бутерброд. Это они и сделали однажды в баре ресторана «Казбек», кстати, в смену будущего зама Кумарина Саши Милюкова.
Александр Милюков, Петербург, несколько лет назад
Директор оказался на месте. Илья появился не быстро и, вальяжно поинтересовавшись, в чем вопрос, выпил спиртное, закусив бутербродом. На возмущение двух проверяющих он засунул в карман каждому по 50 рублей и предложил покинуть помещение. Что они и сделали.

При таких заработках и стереотипе поведения главной проблемой для Векштейна оказалась безопасность. Во–первых, весь его бизнес держался исключительно на устных договоренностях, велика была вероятность возникновения разногласий и недопонимания с партнерами, и в таком случае разрешить противоречия можно было только силой. Тем более, что в те годы еще никто не отменял влияние воров в законе, которые системно обкладывали данью цеховиков – в том числе и тех самых, с кем Векштейн имел подпольные делишки. Но ленинградский еврей понимал – нельзя залезать в кабалу к ворам. Речи их, действительно, как мед, но закон един: «Вход – рубль, выход – два».

К тому же буйное поведение в барах и ресторанах Ленинграда зачастую вызывало агрессивную реакцию других посетителей, а постоять за себя кулаками Векштейн не мог. И он нашел выход из ситуации.

Договорился со своими барменами и воротчиками, что за дополнительную плату они будут охранять не только порядок в его заведениях, но и лично его. И когда у Векштейна случались неприятности, он немедленно звонил своим ребятам, те приезжали на машине в течение получаса и избивали всякого, с кем у хозяина возникли разногласия. Первое время он действительно пользовался охраной, только когда без нее было не обойтись, но позже, видимо, не в силах устоять перед искушением, уже без особой надобности начал бравировать своими, как ему казалось, уникальными возможностями. При помощи своей новоиспеченной гвардии он решал даже незначительные проблемы – например, вызывал спортсменов в момент мелких размолвок с посетителями ресторанов или недоразумений в отношениях с ухажером приглянувшейся девицы. Уже в 1980 году находившийся при Векштейне боксер Вася Петров устроил потасовку на еврейском празднике в ресторане «Крыша». Спустя несколько лет драки вокруг Векштейна стали происходить постоянно, из–за любого пустяка. Такая манера поведения привлекала к нему ненужное внимание, не говоря о том, что наступала зависимость от собственной охраны. От «крыши», в высшем, метафорическом понимании этого слова.

А «крыша» – это не телохранители, она не дежурит рядом днем и ночью. Она решает вопросы. Чем больше он становился заметным и чем больше наживал врагов, тем более опасным было его возвращение домой по вечерам. Но его несло.

В мае 1985 года на Васильевском острове на углу Пятой линии и набережной Лейтенанта Шмидта в расселенном доме был обнаружен труп Ильи Векштейна: руки и ноги были связаны, рот заклеен, лицо обожжено – явные следы пыток. Экспертиза показала, что ему в рот заливали раскаленное подсолнечное масло. В любую историческую погоду это чересчур, а тогда это был резонанс резонансный, о котором не писали в газетах.

Векштейн – известная в Ленинграде фигура. На место происшествия съехалось руководство ГУВД. Накладные за «Мальборо», подписанные многими директорами трестов и обнаруженные в карманах Ильи Юзефовича, следствие посчитало важной зацепкой. При обыске у него на даче были обнаружены доселе невиданные игровые автоматы иностранного производства, те самые однорукие бандиты. Никто не понимал, зачем они ему. Другие знали, что это контрабанда из Польши, а однорукие идут в Среднюю Азию, где тогда уже процветали подпольные казино для элиты.

В результате на работников ленинградской торговли было возбуждено около 50 дел по экономическим статьям, многих расхитителей арестовали и осудили. Убийц Векштейна так и не нашли.

Единственное, что ясно – такое точно не совершила его «крыша». В 1985 году спортсмены ментально были еще не готовы на зверства. На месть это тоже не смахивало. Кто мешал просто ткнуть финкой в бок. Неизвестные все спланировали, разузнали о месте, похитили его возле дома на Кораблестроителей, долго и страшно что–то выспрашивали. Тут, кроме денег, никаких чудес нет. А по повадкам на такое способны были люди лишь с глубокой лагерной закваской. Те, кто еще помнил о сучьих войнах.

Это был один из последних оскалов слабеющего воровского мира ©

[skynet_st 5 068]

Восьмиминутная курсовая работа режиссёра Элема Климова. Про любовь конечно, про детскую.

[Chi 8 947]

В 10.08.2023 в 21:53, Serendipity сказал:

Мечтаю о функции для аудиокниг "найти место, где я уснул".

у меня программа вылетает через 10-15 минут, если ничем в телефоне больше не пользуешься. не знаю в чем причина. но в твоем случае точно будет удобно)

[Джо 3 288]

Лайфхаки, о которых вы не просили, или Что можно сделать, чтобы не проперживались трусы

1. Почему это происходит.

Трусы проперживаются в силу нескольких факторов.

Во-первых ткань, находящаяся в зоне риска, испытывает бОльшие физические нагрузки, нежели остальные части.
Во-вторых, при прохождении пердежа сквозь ткань, сероводород частично поглощается влагой, содержащейся в ткани и превращается в пусть и слабую сероводородную, но все же кислоту, которая постепенно разрушает структуру волокон и ускоряет процесс проперживания.
А в третьих, кроме сероводорода из жопы вылетает множество микрочастиц говна с микроорганизмами на борту, которые оседают на ткань и способствуют ее разрушению своей жизнедеятельностью.
Совокупность этих факторов рано или поздно приводит к печальному итогу — проперживанию.

2. Что и как можно сделать.

На 100% — никак. Проперживание есть процесс неотвратимый, но можно немного продлить жизнь трусам.

С микрофлорой проще всего. Достаточно через определенные промежутки времени, а также после каждого пердежа, обрабатывать жопу и трусы каким-нибудь нейтральным антисептиком. Идеально подходит изопропиловый спирт по причине своей летучести. Буквально через несколько секунд после обработки жопа становится не только стерильной, но и сухой, что немаловажно.

С кислотой сложнее. Её нужно либо нейтрализовать, либо поглотить. Нейтрализовать можно слабым щелочным раствором, либо интенсивной продувкой кислородом. Понятно, что носить с собой кислородный баллон вы не будете, да и сам кислород тоже обладает активным разрушительным действием, поэтому проще всего не совсем полностью выполаскивать трусы после стирки. Оставшиеся ПАВ имеют слабую щелочную реакцию, и этого будет достаточно для нейтрализации H2S.

А в качестве поглотителя можно использовать либо жопную прокладку, наполненную адсорбером, либо фильтр, внедряемый непосредственно в анус.

3. Альтернативные решения.

Можно вообще отказаться от трусов.
Можно носить трусы из более устойчивых и грубых тканей вроде конопли, джута, либо синтетики.
Можно в начале дня наглухо затыкать жопу, а вечером открывать её уже без надетых трусов.
Можно приспособить к жопе газоотвод и выводить пердеж через него непосредственно в атмосферу.

Вариантов тысячи, список можно продолжать очень долго, но в конце концов мы всё равно придем к выводу, что самый простой и лёгкий способ — просто чаще покупать новые трусы, безжалостно выбрасывая старые, на которых появляются признаки начальной стадии проперживания.

[solo 3 232]

10 часов назад, Джо сказал:

Можно вообще отказаться от трусов.

Ваххабизм пропагандируешь ?

[skynet_st 5 068]

В пять я поднял Катьку в Троицком на втором этаже у Шумеева, мы курнули и поехали на трамвайно–троллейбусное кладбище на Козлова. У открытых ворот на территории трамвайного управления никого не было, и только неопределенного возраста тетка в черном сатиновом халате, резиновых ботах и по–комсомольски повязанной косынкой на голове со старым синяком под глазом, извлекала метлой мусор, застрявший между двойных трамвайных рельсов, с таким выражением лица, как будто ковыряла в зубах.
Я спросил у нее, где старые троллейбусы и она показала мне рукой в холщовой варешке на гигантскую площадь по которой, подчиняясь странному церемониалу по кругу ходили троллейбусы. Я спросил у тетки, можно ли туда проехать.
Первый круг составляли троллейбусы, которые беспрерывно медленной каруселью двигались по площади, а внутри этой площади стояли пустые троллейбусы, живописно–ржавые, со спущенными колесами или на подставках, без колес. Да, это было гигантское троллейбусное кладбище. Чуть в стороне маленькое кладбище старых автобусов. Я видел их в последний раз где–то в году шестидесятом на окраинных маршрутах. Мы осторжно двинулись по этому некрополю и возле скелета ископаемого — двойного ленинградского трамвая Катька сказала: "Стоп! Давай здесь затрахаемся." Отказать я не мог.
Трахались ли вы когда–нибудь в жигулях, нет вы никогда не трахались в жигулях. В жигулях первой модели можно было затрахаться только одним способом. Я уже принялся раскладывать переднее пассажирское сидение, как вдруг Катька сказала:
— Надоело это однообразие в жизни, придумай что–нибудь необычное.
Тогда я ей говорю:
— А слыхала ли ты Катька что–нибудь про ролевые игры.
— Это типа папа–мама, — отвечает Катюша. — Меня так пацаны в пионерлагере в первый раз отфакали.
— Нет, — говорю я Катьке, — давай поиграем с тобой в последний маршрут.
— В смысле? — спрашивает Катька, хотя догадывается.
— Предположим я водитель троллейбуса, а ты пьяная малолетка. У меня конец смены, я становлюсь на прикол на кольце Чайковского и вижу тебя, спящей на заднем сидении. Разбудил и говорю: «Девушка, предъявите ваш билетик за проезд в общественном транспорте». А у тебя билета нет, нет денег и вообще ничего нет. У вас выпускной вечер в школе и одноклассники тебя напоили, просто так, чтобы посмеяться, и пьяной посадили на троллейбус, на маршрут по которому ты никогда не ездила и в этой части города не была никогда.
Дома тебя никто не ждет, потому что мать на фабрике в ночную смену, а отец существует в виде прочерка в твоих документах и отчество у тебя условное «Ивановна». Ты уже уже сделала три круга по кольцу двойки троллейбуса, выспалась и протрезвела. Смотришь на меня испуганно, жалобно и говоришь, что у тебя билета нет. Ах, нет билета, говорю я, тогда сейчас отвезу на троллейбусе и сдам в милицию. Ты самая рослая и хорошо сложенная девочка из всего вашего десятого класса, фигурой и лицом в неизвестного красивого отца, но у тебя даже нет колготок и ты носишь чулки на подвязках, которые мать приносит со швейной фабрики. Никто из пацанов никогда не лазит к тебе под юбку. Ко всем девочкам в классе лазят, а к тебе нет. Ты смотришь на меня испуганно и говоришь жалобным голосом: «Дяденька водитель троллейбуса, вы хотите меня выебать?»
— Нет, говорит Катька, — мне эта история не нравится.
— Почему, — спрашиваю я.
— Потому, что это сильно похоже на правду, — говорит она.
Хорошо, тогда так. Ты из бедной послевоенной минской семьи. У матери–одиночки вас трое: старший брат — служит в армии, слабоумная младшая сестра и ты, непонятно откуда взявшееся существо, генетическое эхо проживавшего когда–то на этой земле, а ныне исчезнувшего таинственного рыцарского племени литвинов. Одеваешься в обноски, которые собирают по благополучным семьям дамы активистки из родительского комитета. Носишь мальчуковое, потому что одежды для девочек твоего возраста, роста и сложения просто нет. В шестнадцать лет — метр восемьдесят и в плечах теннисистка или пловчиха, из тех что во время олимпиады полуголыми показывали по телевизору.
Телевизор КВН единственное вечернее развлечение вашей нищей семьи. Смотреть его можно только через огромную линзу–сосуд, куда наливают воду. Раз в неделю линзу нужно мыть и воду в ней менять. Водопровода дома нет и чистить линзу ты ходишь к колонке на углу Суворова и Чайковского.
Босой, в мальчуковых спортивных трусах с полоской и в военной рубашке от солдатской парадной формы, которую прислал в подарок из армии брат, с загадочным сосудом–полусферой на плече, видит тебя идущей, к водонапорной колонке, профессиональный фотограф Рафаил Семенович Дымшиц.
Среди своих — Рафа. Профессию, как это было когда–то принято в правильных еврейских семьях, он получил от папы. У Рафы фотолаборатория в Доме Быта где–то в центре Минска. Много лет он занимается черно–белой фотографией, настоящий мастер. Именно от отца Семена Исааковича Дымшица унаследовал он один прием. Всего лишь капля секретной жидкости в проявитель, и ваш, давно умерший родственник, взирает на вас из рамки подобно Дориану Грейю, и можно разглядеть что–то очень важное для себя, если долго всматриваться в коричневую темноту у него за спиной.
Но главная тайная страсть нашего героя — художественное фото, ню, эротика.
Рафа сходу нащелкал сюжетов на тему «дева в униформе советского гитлерюгенда» Прекрасные загорелые девичьи руки держат в руках глаз циклопа, фонтан воды из колонки, босые ноги и вполне заметная грудь без лифчика. Возраст библейский, самый сладкий — шестнадцать лет.
Рафа давно уже работает только с фирменной аппаратурой и неплохо освоил слайды. На слайдах гораздо больше возможностей по цвету. Хороший немецкий слайд как–то необыкновенно улучшает унылую советскую действительность. Красное становилось краснее, синее — синее, зеленое — зеленее, а все черное — позолоченным, как у старинных живописцев. Молодое женское тело при правильном освещении смотрится на слайдах весьма привлекательно. Он знает свое дело, ценит и любит красоту юности и никогда не спешит ею овладеть физически, как это сделал бы какой–нибудь пошляк.
Она увидела, что ее снимают и засмеялась. Рафа подошел, представился. Познакомились. Она пригласила Рафу к ним домой. Мать спала после ночной смены. Девочка рассказала, что им через родительский комитет достались хорошие югославские, но с оторванным хлястиком, спортивные туфли, и что у «матки» такие деньги, чтобы их отремонтировать, будут только в конце месяца, а ей так хочется в них ходить сейчас. Она их уже меряла, они ей, как Золушке, в самую пору. И тогда еврей–фотограф приглашает девушку к себе в Дом Быта и обещает, что туфли отремонтируют бесплатно, а он сделает ей на память фотографию.
К его удивлению ни каких трудностей, связанных обычно с первым разом, с ней не случилось. Она легко согласилась раздеться, и он был потрясен олимпийской красотой юного тела. Вел себя очень осторожно, отщелкал несколько кассет Агфы и только один раз, когда разворачивал послушное тело к свету, не выдержал и коснулся губами ложбинки между лопаток. Она обернулась и спросила:
— Рафаил Семенович, вы хотите меня выебать?
— Нет деточка, совсем не это, — сказал он.
— Так чего же вы хочите? — спросила она с циничной насмешливостью, и он произнес тогда загадочное слово «куннилингус».
Она ушла из дома на месяц. Было лето, каникулы и она сказала, что поехала в пионерский лагерь к друзьям. Мать отпустила.
Рафа возил ее в Москву на полуподпольные богемные тусовки с иностранцами. Одевал в мужское платье, немножко гримировал. Крым и грузинские курорты он не любил, любил Прибалтику. Поехали в Литву в Палангу. В Эстонии на яхтах выходили в море. Яхты были оборудованны телевизионными приемниками с антеннами. Смотрели Финляндию и Швецию. Уже появились первые видомагнитофоны. Он показала ей Греческую Смоковницу, которую она посмотрела совершенно равнодушно.
В августе, когда, вернулись в Минск, он сделал две сессии в пионерской форме — в галстуке, в пилотке и через знакомого софика отправил партнеру в Германию. Оттуда сразу пришел заказ, а через израильскую помощь посылка – дизайнерский набор для подростка от Хуго Босс. Он заказал из Москвы коробку цветного кодака, купил через знакомых в военторге генеральскую униформу и за неделю отстрелял ту самую знаменитую эротическую фото–сессию «Немецкая девочка и русский генерал на развалинах Берлина». В качестве декораций использовал стройку большого кирпичного дома для цыганского барона в Шабанах.
Как ее називают? – спросил по международному его приятель и партнер русскоязычный немец из Западного Берлина.
— Катюша, — ответил Рафа.
— Я так и думаль, — сказал немец. — Она у нас сейчас нумер один. Скажи ей об этом.
— Зачем, — ответил Рафа…
— Сволочь, — сказала Катька, — ты меня растрогал. Дай я тебя поцелую.

 

Написал премьер–министр rabina1950©

[skynet_st 5 068]

Это сюда поставлю... 

КАЙФ

 

[papazahara 203]

КОТ (Александр Куприн) 

Желтые кошачьи глаза смотрят с осуждением — человек должен ночью спать, а не патрулировать дом, держась за шею и слушая пульс: вот удар пропущен… вот два подряд. Из спальни в прихожую, потом в кабинет и назад в спальню. Ну, иногда на кухню — но там пол холодный. И вот однажды хозяин умирает: останавливается, делает шаг назад и падает спиной в ворсистый ковер, раскинув руки, как Леонардовский человек в круге, только одной ноги не видно. 

А как же кот? — спросите вы. 

Его, конечно же, забрали в приют, в animal shelter. Но вот беда — никто его не хочет! Кот диковат — я ж его в парке подобрал. Не урчит и гладиться не дает — ну кому нужен кот без этих двух важнейших навыков? Был бы я жив — рассказал бы, как он галантен, как умеет здороваться, ткнувшись лбом в ногу, какой он гордый и независимый, наконец. Но меня нет — и кота не берут. Вот и тридцать дней прошло — пора его усыплять. (Усыплять!!! Как будто можно будет потом разбудить…) 

Но не поднимается у них шприц на молодого и красивого кота — ему дают еще 10 дней. Тетушки–волонтерки напяливают на беднягу яркий жилетик на липучках с надписью adopt me и везут в торговый центр, где снуют тысячи людей. Тут происходит невиданное — он на руках у девочки в очках, она что–то шепчет ему на ухо, и кот даже не вырывается! Но нет — вздрогнул, гад, и сиганул, расцарапав ребенка своей мощной задней лапой. Слезы. Пластырь. Скандал. 

…И вот через сорок дней я встречаю своего друга. Его желтые глаза похожи на фары скорой помощи, прорывающейся сквозь туман. Он немного прихрамывает и лижет бок, куда вкололи этот препарат, вызвавший паралич безвинного кошачьего сердца. 

Вот сейчас… сейчас он подойдет ко мне и ткнется лбом под коленку. 

Здравствуй, Кот!

[skynet_st 5 068]

39 minutes ago, papazahara said:

КОТ (Александр Куприн) 

Желтые кошачьи глаза смотрят с осуждением — человек должен ночью спать, а не патрулировать дом, держась за шею и слушая пульс: вот удар пропущен… вот два подряд. Из спальни в прихожую, потом в кабинет и назад в спальню. Ну, иногда на кухню — но там пол холодный. И вот однажды хозяин умирает: останавливается, делает шаг назад и падает спиной в ворсистый ковер, раскинув руки, как Леонардовский человек в круге, только одной ноги не видно. 

А как же кот? — спросите вы. 

Его, конечно же, забрали в приют, в animal shelter. Но вот беда — никто его не хочет! Кот диковат — я ж его в парке подобрал. Не урчит и гладиться не дает — ну кому нужен кот без этих двух важнейших навыков? Был бы я жив — рассказал бы, как он галантен, как умеет здороваться, ткнувшись лбом в ногу, какой он гордый и независимый, наконец. Но меня нет — и кота не берут. Вот и тридцать дней прошло — пора его усыплять. (Усыплять!!! Как будто можно будет потом разбудить…) 

Но не поднимается у них шприц на молодого и красивого кота — ему дают еще 10 дней. Тетушки–волонтерки напяливают на беднягу яркий жилетик на липучках с надписью adopt me и везут в торговый центр, где снуют тысячи людей. Тут происходит невиданное — он на руках у девочки в очках, она что–то шепчет ему на ухо, и кот даже не вырывается! Но нет — вздрогнул, гад, и сиганул, расцарапав ребенка своей мощной задней лапой. Слезы. Пластырь. Скандал. 

…И вот через сорок дней я встречаю своего друга. Его желтые глаза похожи на фары скорой помощи, прорывающейся сквозь туман. Он немного прихрамывает и лижет бок, куда вкололи этот препарат, вызвавший паралич безвинного кошачьего сердца. 

Вот сейчас… сейчас он подойдет ко мне и ткнется лбом под коленку. 

Здравствуй, Кот!

В 1937 году в Москву после долгой эмиграции вернулся писатель Александр Куприн. Писать он, впрочем, ничего уже не мог - деменция.

Куприн завел себе кота. Назвал его Юю. Александр Иванович сидел за столом и бессмысленно водил карандашом по бумаге, а кот Юю лежал рядышком на столе и смотрел на своего хозяина.

Время от времени писатель говорил своим знакомым:

- Презирает меня этот кот. Презирает. А за что презирает - понять не могу. Наверное за то, что я неудачник.

[SMILE-ST 473]

В шкафу угрюмом, в тихом зале
На полках КНИГИ умирали…
Нет, не плохими они были,
А просто люди их забыли.
Забившись в «интернета» дали,
Их просто больше не читали…

Желтели тихие страницы,
Где мудрость всех веков хранится,
И без людской любви, заботы
Дышали пылью переплёты.
Добры, наивны книги были —
Не знали, что их разлюбили.
Они всё ждали, ждали, ждали…

Людские руки вспоминали…
И в час ночной им снились лица,
Те, что склонялись над страницей.
Уютной лампы свет высоко
И капли яблочного сока,
Что брызнули на лист раскрытый,
Цветок засушенный, забытый,
Билет в театр, что был закладкой,
След пальца от конфеты сладкой…

И стаи галочек-пометок —
Следы раздумий, тайных меток,
Оставленных карандашом.
«Ах, как же было хорошо!» —
Они вздыхали…. А за окном
Убогий мир хлебал ковшом
«Видосы» с виртуальной «фиги»,
Какие, братцы, к чёрту, книги,
Где всюду тупость бьёт ключом!

В шкафу угрюмом, в тихом зале
На полках КНИГИ умирали…

(с) Лариса Юрьевна Сперанская

[skynet_st 5 068]

 

[skynet_st 5 068]

Ну а это можно и детям посмотреть....

 

[skynet_st 5 068]

 

[skynet_st 5 068]

В пансионате меня усадили за стол с немолодым мужчиной, который неизменно являлся к завтраку в халате и шлепанцах, а если случалось ужинать, то в вельветовом пиджаке и джинсовой рубашке. В Пицунде так одевались только москвичи. Мужчина представился Антоном и оказался немногословен почти все время наших совместных трапез. Разговорился он во время экскурсии на озеро Риц, после того, как в дегустационном зале купил бутылку чачи.
— Вино здесь так себе, разве что «Чегем» пить можно, а вот чачу сложно испортить, — сказал он мне и отхлебнул.
— Часто ездите в Абхазию?
— Второй год. Но уже многое понял. Раньше гонял в Тай, Грузию, приходилось на Гавайях бывать, но с 2018 года мне запретили.
Он многозначительно помолчал, чтобы я сделал вывод о том, с какими структурами он может быть связан. Потом отхлебнул еще чачи.
— Я же не от хорошей жизни в мае в субтропики езжу. У меня в это аллергия и я становлюсь профнепригоден.
Оказалось, что Антон – профессиональный нюхач. В том плане, что он работает с запахами.
— Раньше на парфюмерной фабрике технологом. Не могу ничего рассказать, подписка. Шучу, особо ничего интересного для вас, людей с нормальным нюхом нет. Хорошо про нашу работу этот швейцарец написал в книге «Парфюмер». Талантище. Ну вот так со склянками и возился.
Но однажды Антон открыл у себя талант. Человеческое тело издает множество запахов, которые складываются в симфонию, но некоторые ноты вносят в нее диссонанс. Антон чуял запах болезней, в частности, рака. Оказалось, что при должном опыте он мог определить не только болен ли человек раком или другой неприятной болезнью, но и дать прогноз, насколько все плохо. Постепенно его услугами стали пользоваться частные клиники и отдельные граждане.
— Диагност я хороший, но лечить не умею, этим пусть врачи занимаются.
Однако, как оказалось, кроме запаха болезней он улавливал какие–то другие нотки, которые показались ему странными. Поскольку он часто посещал больницы и хосписы, он быстро понял, что имеет дело с запахом Смерти. Именно так, персонифицировано. Когда эта нотка появилась в букете запаха человека, это был сигнал, что Смерть запустила свои щупальца. Но этот запах был присущ не только умирающим и больным людям, но и с виду вполне благополучным, но которым предстояло скоро покинуть этот мир.
— А этот факт уже был за гранью науки. Если можно себе представить, как неисправный механизм выдает ароматы гибели, то как объяснить, что они появляются у совершенно здорового человека, которого завтра собьёт машина?
Но еще больше удивило Антона последующее открытие. Оказывается, аромат смерти передается от человека к человеку и есть люди, которые как бы его «переносят» без последствий для себя. Нулевые пациенты.
— Я стал избегать массовых скоплений людей – метро, автобусы, площади, старался передвигаться на своей машине или в то время суток, когда на улицах мало людей. Но, видно, смерть что–то почувствовала и решила обезвредить такого опасного свидетеля — у меня началась сезонная аллергия на березовую пыльцу. Это не смертельно, но на три недели закладывало нос так, что я с трудом различал запахи. Эту проблему я решил радикально — уезжал в субтропики, где если и были березы, как здесь, в горах, они уже отцветали к маю.
На следующий день после таких откровений Антон не явился ни на завтрак, ни на ужин. Я спросил персонал, что произошло, они сообщили, что он съехал ранним утром. Через пару дней я встретил его на рынке в Гагре, куда поехал за копчёностями, по рекомендации местных жителей.
Антон, увидев меня, как ни странно, обрадовался, но перед тем как протянуть руку глубоко вдохнул воздух.
— Вчера вечером триста грамм чачи и форель с лавашом на закуску.
Я аж отшатнулся, так точно он описал мой ужин. И спросил его о причине столь скорой ретирады из пансионата.
— Помните, я говорил о «нулевых пациентах» смерти? Вот один из них въехал в наш пансионат и я счел за благо покинуть его и переехать в частный сектор.
Я стал умолять его указать на этого человека, но он лишь отмахивался.
— Она сама не знает о своей миссии, чего зря девочку пугать. Она и так намучается в своей жизни, пока не решит, что проклята и не покончит с собой.
Таким образом, он мне ясно дал понять, с кем не стоит общаться, не выдав ее. В день его отъезда за завтраком в столовой была только одна новая семья с девочкой подростком, у которой меня сразу поразили жгучие темные глаза.
Через пару дней в санатории я столкнулся с этой девушкой в коридоре пансионата и непроизвольно шарахнулся в сторону. Она улыбнулась и сказала:
— Беседовали с этим старикашкой? И поверили ему?
Я не стал отвечать. Что–то неприятное сквозило и в словах ее и в облике, внешне вполне пристойном.
Через пару лет, уже после страстей по коронавирусу я снова поехал в Абхазию, в этот раз в Сухум. И вновь увидел Антона. Он сидел на бордюре в грязной одежде и пил пиво. Увидев меня, он не удивился, только кивнул. Я подошел к нему, надеясь узнать, что же произошло с успешным диагностом.
— Проклятая аллергия. Она меня почти прикончила. Я окончательно потерял профпригодность. Нет, если бы нюх. Он по–прежнему, как у собаки, могу почуять, что готовят сегодня в Гудауте в моей любимой хинкальне, но все запахи будут неточными. Они обманывают меня. Мясо притворяется рыбой, чеснок редиской, огурцы… тоже рыбой. И я уже не могу определить, рак у человека или коклюш.
Он отхлебнул пива и уставился на меня.
— Та мелкая сучка была права, от меня только вред… ты слушал такое выражение «свою говно не пахнет»? Это про меня.
Оказалось, что тогда, в пансионате у диагноста и девушки, которою он считал разносчицей смерти все–таки состоялся разговор. Алеся, как звали девушку, оказывается, сочетала в себе сразу два таланта. Кроме того, что она была «нулевым пациентом», она тоже обладала даром нюхача и потому она сразу распознала нотки страха в его букете и еще кое–что.
«Да, я знаю, что я маленькая помощница смерти», сказала она прямо Антону, когда они выяснили путем несложных тестов, что оба являются «коллегами» и даже соратниками по несчастью. Алеся заявила, что Антон сам является носителем, но смертельного запаха, а «запаха безумия» только он не чувствует его.
— Общение со мной сводит с ума в буквальном смысле, заявила она. Я не поверил, но вдруг вспомнил, что мои родители при жизни страдали от психических заболеваний и регулярно лежали в Кащенко и у других знакомых часто проявлялся, то алкогольный делирий, то еще какая–нибудь психическая болячка. И что самое главное, он никогда не чувствовал от них никакого неизвестного запаха, который можно было идентифицировать, как запах психического расстройства. Он считал, что его просто не существует.
Это откровение открыло ему глаза и на вторую загадку его жизни — его коллеги, «нюхачи», предпочитали общаться с ним дистанционно и не звали его на совместные симпозиумы и вечеринки. Он считал, что это в них играет профессиональная зависть, но теперь получил объяснение от вздорного подростка, не боящегося «резать» правду–матку. Антон немедленно обратился к своим коллегам с прямым вопросом, собрав видеочат. Коллеги повздыхали, повздыхали и признали, что считали его всегда токсичным, да не в переносном, а в прямом смысле. Он разозлился и «сдал» им Алесю, как «помощницу смерти».
— Кто ж знал, что у этих тварей, «нулевых пациентов» свой «профсоюз». Как только я слил мелкую, на меня начали охотиться — ну улице постоянно дежурили два, три человека, в транспорте пытались пристроиться. В таких обстоятельствах я не мог себе позволить страдать от аллергии — то есть потерять часть обоняния и мне пришлось переехать сюда.
Он это все рассказывал, а я уже некоторое время наблюдал, как на соседнем перекрестке разворачивается странное действо — там два танка не могли решить, кому проехать первому. Нет, это не была фигурой речи. На перекрестке два танка уперлись друг в друга. Я понимаю, что этим в наше время сложно удивить даже в Абхазии. Проблема была в том, что это был немецкий танк эпохи второй мировой войны Т–VI, в просторечии «Тигр» и японский «Ха Го» того же времени — в этом то я, как любой фанат игры «Танки» разбирался.
— А что, исторические реконструкторы здесь есть?
— Здесь даже байкеры есть. А что ты увидел.
Ну я ему и рассказал что. Тем временем из башен танков уже вылезли командиры и стали бурно жестикулировать. Японский уже размахивал саблей.
Антон вздыхает.
— Ну вот, опять началось. Не обращай внимания, лучше зайди в эту кафешку, выпей чачу, вернись и посмотри, на месте они еще.
Я стал что–то подозревать, но совету последовал. Вернулся буквально через минуту. На перекрестке не могли разъехаться два белых микроавтобуса.
— Ты лучше дальше иди. Иначе еще чего–нибудь подхватишь от меня, кроме белой горячки, — произнес Антон.
Это был тот редкий случай, когда дважды меня упрашивать не надо было ©

[igore4ek 2 091]

 

 

[skynet_st 5 068]

 

[skynet_st 5 068]

 

[skynet_st 5 068]

Приятно видеть отзыв. +

Эти авторы мои одни из любимых... Первый раз прочитал их в 1976-1977 г.г.

[skynet_st 5 068]

Я тогда спросил у нее:
— Ну, чем, чем Рабинович лучше меня? Что, у него член больше или он делает это как–то по особенному, может у него денег много, или папа – генерал. Какая у него модель жигулей?
— Точно не знаю, — сказала она. — Самая первая. Такая, цвета гнилой вишни.
— А у меня коричневая шестерка. Ты с ним в машине трахалась?
— Трахалась. Я и с тобой трахалась.
— Так в чем дело тогда, не пойму?
— Помнишь, осенью семьдесят девятого я не пошла в школу и мы поехали с тобой куда–то по московскому шоссе. Возле Жодино ты съехал на обочину и мы застряли. Ты заставил меня толкать машину. Сначала спереди, потом сзади, потом опять спереди. Я испачкалась вся. Ты посадил меня на заднее сиденье и разглядывал в зеркало. Выражение лица у тебя было брезгливое. А когда мы с Рабиновичем застряли на колхозном поле под Слуцком, он разделся до пояса, туристическим топориком валил деревья, таскал и бросал их под колеса. Он был похож на артиста Урбанского.
— Ну, вы выехали с этого поля?
— Нет, не выехали. Мы трахались до пяти часов утра, а в пять доярки, которые шли на ферму, вытолкали нас на дорогу.

Написал rabina1950 ©